|
Судьба эскимосской колонии |
|
Первые два года они спокойно работали по намеченной программе. В следующую навигацию все попытки судов и ледоколов подойти к берегу оказались тщетными. Пароходы-снабженцы с продовольствием и снаряжением одни за другим поворачивали назад, небольшая шхуна, дерзнувшая пробиваться в одиночку, погибла. Опасаясь новых потерь, начальник зимовки отправил на Большую землю лаконичную радиограмму: «При экономии угля, возможной заготовке дров зиму продержимся. Продуктов хватит. Трудновато будет с больным, но на север едут не дети, справимся с этой трудностью».
Что и говорить, с больным действительно было «трудновато»: у повара полярной станции началось психическое расстройство, он стал впадать в буйство, проявлять агрессивность. Молодой метеоролог Константин Званцев, оберегая покой товарищей, вызвался ухаживать за больным. Целый год прожил он с ним бок о бок в маленькой комнатке, терпеливо опекая его, самоотверженно принимая на себя все его небезобидные и небезопасные выходки. В навигацию 1932 года льды вновь не пропустили судно, уголь на зимовке был на исходе, как и запасы плавника, мяса оставалось всего на два-три месяца. Тут пришли на выручку пилоты, они вывезли с острова всех сотрудников станции, за исключением начальника и его жены — супруги наотрез отказались покинуть зимовку.
В основе их непоколебимого решения лежало обостренное чувство долга: Минеев и Варвара Феоктистовна Власова тревожились за судьбу эскимосской колонии, тех нескольких десятков морских охотников и членов их семей, которые в 1926 году прибыли сюда с Чукотки вместе с первым «уми-леком» (то есть начальником) острова Врангеля замечательным полярником и человеком Георгием Алексеевичем Ушаковым. Эскимосы трогательно привязались к нему, а потом и к умилеку Минееву — как же можно было теперь бросить их на произвол судьбы?! |
|
|
|