|
Всеволод Николаевич записал тогда в дневнике: «Мои нервы не выдержали я бросился на снег и что-то закричал». Однако на следующий день, 13 сентября 1943 года, самолет Стрельцова вновь появился над зимовкой.
Льды почти полностью блокировали островок, лишь у самого берега тянулась узкая полынья, готовая в любой момент сомкнуться. В ней плавали «блины» молодого, с каждым часом крепнущего льда, столкновение с которым могло привести к катастрофе, но Стрельцов понимал, что другого случая уже не представится и потому решительно пошел на посадку. Гидросамолет сел на воду, подняв вверх мириады брызг и тучи ледяной крошки. К машине из последних сил спешили два счастливых человека.
Только к январю 1944 года Борис Александрович добрался до Москвы, до родного дома, а через несколько месяцев он уже снова был в пути, его ждала очередная зимовка па чукотской полярной станции «Уэлен». Война с фашистской Германией победоносно завершалась, но все неотвратимее надвигалась схватка с Японией. Дальневосточные зимовки должны были заранее подготовиться к любым напастям. Опыт полярников, подобных Кремеру, был в этих условиях поистине бесценен — вот почему он без колебаний принял новое назначение, хотя на этот раз ему очень хотелось подольше побыть дома, отдышаться, прийти в себя после всего пережитого.
И снова зимовки: «Узлеп», «Бухта Провидения» на той же Чукотке, «Мыс Челюскин» на Таймыре. Он работал в Арктике до самого конца сороковых годов, и все это время даже мысли не допускал, что когда-то прочно окажется на Большой земле, как моряк на берегу. Пятнадцать лет подряд он ощущал в крови «полярный зуд» и не раз спрашивал себя и своих друзей о причинах подобного душевного состояния. |
|
|
|